КСЮША и ПУБЛИЧНЫЙ БОДИАРТНу!.. переведя дух, рассказываю о своём первом выходе в свет. Голом! До сих пор крыша не на месте, поэтому рассказ будет сбивчивым, не взыщите.
Всю дорогу я чувствовала внутри холодок от своего намерения. Хоть на мне и было тряпок, как на капусте, я всё время думала: как же будет, когда на меня голую посмотрят? Бёдра и сопредельные части всю дорогу были, как электрические. Вспоминала Ялту (прогулку голышом в бодиарте)... и холодок в сердце усиливался.
Муж меня бодрил и заводил весёлой болтовнёй, и я отвечала в тон ему, пытаясь заглушить мысли о...
Со стороны это выглядело, наверно, будто мы уже всё отпраздновали и здорово напились. Я болтала так «оживленно», что всякие строгие тёти в метро оборачивались на меня...
Как только мы пришли, всю мою развязность как рукой сняло, и я превратилась в закомплексованную скромницу. Меня встретили с самого начала, как модель бодиарта, сразу стали шутливо расспрашивать, не изменились ли наши планы, отпускать шуточки по поводу моего будущего обнажения... Муж, молодец, всё парировал – поддержал весёлый тон общения, не допустил неловкости, – а я, коровень эдакая, только пунцовела.
Муж всех перезнакомил со мной, а я думала: вот эти люди через какой-то час увидят меня без всего... Я ощутила внизу знакомые сладкие волны, почувствовала, как взгляды проникают мне сквозь одежду, и я таю.
От этого вдруг пришло знакомое озорство: пунцовая коровень вдруг перевоплотилась в безбашенную девчонку и даже отшила одного нахала, который шутливо целовал мне руку и говорил: мол, если б мужа не было рядом, он бы поцеловал бы меня в другую часть тела. Я ему посоветовала запастись на такие случаи вставной челюстью, муж поддержал меня, и нахал был посрамлен. Я продолжала задвигать что-то в этом же хулиганском духе, и праздник начался, что называется, на взводе.
За столом я трещала без умолку. Час пролетел совершенно незаметно... и вот уже народ, с подачи именинника, стал «требовать искусства». Все, перебрасываясь шуточками (в меру пристойными), стали подниматься. Ноги у меня одеревенели.
Мы перешли в другую комнату. Было очень весело: народ подобрался остроумный, весёлый и доброжелательный. Атмосфера была как раз та, которую я люблю – веселой карнавальной импровизации. Все чувствовали себя свободно и раскованно. Даже нахал, которого я отшила, оказался веселым и легким заводилой.
Только у меня были деревянные ноги, холодные, потные руки и горящие щёки. Я изо всех сил старалась скрыть своё состояние, продолжая болтать – строила из себя эдакую стреляную модель. Муж меня поддерживал – целовал, веселил, поглаживал по голове – но меня это только... не могу подобрать слово. Я сразу вспомнила наши с ним эротические игры, представила, как все присутствующие на нас смотрят, и мне стало совсем не по себе.
Вот и наступил роковой момент: муж достал и разложил краски, и все с ожиданием стали смотреть на меня. Я смешалась окончательно, и сказала, что перед началом бодиарта модель должна принять душ. Муж поддержал меня, хозяин проводил в ванную, и даже дал мне халат. Я ему была безумно благодарна: к подробному стриптизу на людях, со снятием лифчика и трусиков, я ещё была совсем не готова.
Я заперлась. Сердце колотилось отчаянно... Начала раздеваться, и представляла, как на меня все смотрят, как следят: вот показалась грудь, вот сосок, вот она стала спускать трусики... Когда я осталась голой, попа опять стала электрической, а когда по моему телу побежали водяные струи, я превратилась в одну сплошную эрогенную зону.
Я ощутила какое-то удивительное чувство наготы. Не смогу его описать... наверно, здесь меня должны понять, как это бывает. Когда чувствуешь, что на тебе нет ничего, и от этого тело наполняется легкостью... и «запретные» места становятся гиперчувствительными... Нет, описать не смогу.
В общем, душ меня погрузил в эйфорию. Я вытерлась, получая особый кайф от прикосновения полотенца к разным частям тела, потом долго вертелась перед зеркалом, осматривая хозяйство. Представляла, какое впечатление я произведу на ребят, пыталась посмотреть «их глазами» на свои груди, бёдра и лобок, представляла, как их будет постепенно покрывать краска... вспомнила ощущение щекотки от холодной влажной кисти на своём теле... Эти «представлялки» совсем снесли мне крышу.
Я одела шелковый халат, туго запахнулась и торжественно вышла из ванной.
Ребята меня встретили аплодисментами, паразиты. Заводилы стали изображать телешоу: поднесли к моему лицу «микрофон» в виде банана, начали нести всякую смешную нелепицу...
Я улыбалась... но по всему телу бегали мурашки. Я представила: вот сейчас это будет... меня как ударило током, я попыталась «заглушить» - заговорить, подключиться к шуткам... но голос мой оказался чужим, каким-то хриплым и непослушным. Я оставила эти попытки и, решившись, начала развязывать пояс.
Пальцы меня не слушались.
Муж бросился мне на помощь. Вот пояс развязан, и - Вадик осторожно распахивает на мне халат... я инстинктивно сжимаю ноги... Болтовня не прекращается, но все смотрят, естественно, ТУДА. Я вся напрягаюсь, тело моё чувствует каждый взгляд... Вадик спускает с меня халат, и... вот ОНО!
Я стоя, абсолютно голая, на виду у 10 мужиков. Зажатая, возбужденная, с торчащими сосками, деревянными ногами и невыносимо сладким нытьём внизу. Жуть!!!!!!!!
Я продолжаю улыбаться (наверное, это было очень вымученно), внутренне удивляясь тому, что ничего страшного не происходит: стою голая, на меня все смотрят. – никакой мировой катастрофы!
И тут Вадик сделал подлянку. Он сказал, что ему надо развести кое-какие краски (не мог этого сделать, пока я была в душе!), и ушел в ванную. Я, голая, осталась одна среди полузнакомых ребят...
Т.е. я ничего «такого» не боялась – народ был вполне культурный, – но сама ситуация... ВЫ МЕНЯ ПОНИМАЕТЕ.
Даже ребята смутились, и разговор стал немного неуклюжим. Я, чтобы разрядить обстановку, сделала деревянными ногами пару шагов по комнате, даже подошла к одному из гостей... Движения ног опять сделали своё дело, я почувствовала внизу всё, что полагается... и опять появилось удивительное чувство наготы – лёгкости, даже невесомости тела.
Когда муж вернулся, мы уже довольно непринужденно общались. Ребята старались не смотреть «туда», - глядели мне в физиономию, либо в сторону.
А во мне с каждой секундой возрастало возбуждение, легкость от наготы и озорство. Включили музыку – Ever Dream группы Nightwish – мою любимую музыку, нежную и чувственную. Я даже стала слегка пританцовывать...
Вадик, наверно, удивился, когда вернулся и застал меня танцующей. Он хитро взглянул на меня и сказал:
- Вот непоседа у меня модель, прям беда! Прошу принять неподвижное положение!
(Я так и не знала, кстати, что именно муж собирается на мне нарисовать - допытывалась по дороге, но он не признался).
Он поставил меня в «позу модели» - выровнял меня, как манекен, и - началось.
Все облепили меня взглядами. Голую! Ощущения - крышесносительные: я ощущала каждый взгляд, как прикосновение. Вадик стал чертить на мне контур тонкой кистью. От щекотки и от того, что взгляды перемещались по моему телу вслед за движениями кисти, я холодела и замирала
Потом он сказал:
- Эскиз готов, приступим к картине.
Меня усадили на стул. Вадик обмакнул губку в красную краску и длинными мазками стал покрывать мне бок и спину. Я выгнулась, наблюдая за тем, как моя кожа покрывается алым блеском. Очень интересно и волнующе смотреть, как твоё тело становится другого цвета, смотреть на свою кожу, как на холст. Тем более - под чужими взглядами. Плюс к тому - прикосновения холодной влажной губки по всему телу - будто тебя вылизывают
Смущение ещё сильно сковывало меня, и ноги я держала крепко сдвинутыми. Понимая при этом, что рано или поздно придется раздвинуть в художественных целях. И это произошло очень скоро: Вадик коснулся губкой моей ноги, затем подобрался ко внутренней стороне бедра, и – ласково, но требовательно стал разводить мне колени. Я, вся пунцовая, повиновалась и распахнула взорам зрителей своё хозяйство, а сидела я лицом к гостям, и им всё было прекрасно видно.
Стараясь не смотреть на гостей, я следила за движениями мужа. Он перешел на другую сторону, стал красить мне бедро, быстро и неумолимо приближаясь ТУДА. От мысли, что вот сейчас все увидят, как он меня красит ТАМ, я поплыла... Думала только - не видно ли, что я ТАМ мокрая, и не отразится ли это на качестве покраски.
А он - покрасил мне внутреннюю сторону бедра, подобрался почти ТУДА – на миллиметр, и... перешел на другую сторону! Специально продумал композицию так, чтобы меня помучать, паразит - я потом его спросила, и он признался.
Я от этой процедуры получила такой мощный заряд, что «плавала» потом весь вечер :-). А ведь это было только начало!
Вадик перешел уже мне на плечи, оставляя грудь, как и тогда, напоследок. Потом - приподнял мне руки и стал красить подмышки. Я подумала: голая и с поднятыми руками я похожа, наверно, на индийскую танцовщицу. Мне казалось, что он касается моего тела в такт музыке (а к тому моменту уже отзвучала заводная Slaying The Dreamer и началась моя любимая, пронзительно-нежная Ocean Soul). Музыка, взгляды, нагота, краска на теле погружали меня в колдовской транс, и я начала чуть-чуть раскачиваться в такт музыке и прикосновениям. Вадик шепнул, чтобы я сидела неподвижно.
Он уже покрасил мне спину и плечи, потом отложил губку, взял кисть, обмакнул её в голубую краску и поднес к лицу. Было щекотно, я улыбалась и фыркала, как лошадь и зрители тоже улыбались. Когда он подобрался к векам - сказал, чтобы я закрыла глаза. Я послушно закрыла он тщательно и нежно покрасил мне веки, сказав не открывать глаза, пока он не разрешит - чтобы краска не смазалась.
Я покорно сидела – зажмурившись, с поднятыми руками. Ветерок от кондинционера холодил краску на теле; внутри - всё таяло. Муж на секунду прервался - видно, менял кисть - и в следующее мгновение я почувствовала, как он коснулся груди.
Голова – кругом. Я ждала, затаив дыхание, когда он подберется к соскам. Болтовня в комнате стихла; я, зажмурившись, мысленно ощущала на себе восемь взглядов. Интересный момент, как же! Наверно, я здорово краснела... хорошо, что моё лицо было наполовину под краской.
Всё ближе... и - вот я опять дернулась, как от тока.
Оба моих соска Вадик мучал долго, как опытный садист, а я не смогла сдержаться и тихонько подвывала.
Кто-то спросил, не вредна ли золотая краска для кожи - и я поняла, что у меня теперь грудь золотая :-) . Стали вспоминать Леонардо да Винчи и его золотого мальчика. Муж рассказывал, что золотой мальчик погиб от переохлаждения в подвале, и что мне не грозит такая участь. А я сидела и плыла, зажмурившись, по сладким волнам.
И вот... он сказал мне встать, и я поняла, что близок самый жуткий момент - "нижний" этап покраски.
Я приподнялась. Ноги были совершенно ватные. Спросила: можно открыть глаза? (Голос оказался «не мой»: низкий, хриплый и надтреснутый представляю, как эффектно он прозвучал) . Вадик, поганец, не разрешил, хоть краска уже и высохла.
Я встала с поднятыми руками - как шпион, который сдается в плен, вытянулась всем своим разноцветным телом, и... Вадик сказал мне пошире раздвинуть ноги. Я повиновалась, думая только - не слишком ли я там мокрая, и не догадаются ли зрители?
Муж начал красить мне бедро. Он начал снизу, и я с замиранием следила, как он поднимается все выше и выше. Вот он уже под попой - и просит меня раздвинуть ноги ещё пошире.
От медленных касаний по главным своим эрогенным зонам у меня внутри всё переливалось, я стала совсем пьяная, стала выгибаться, как кошка. Когда Вадик подобрался ещё выше - к попе - сказал, что можно открыть глаза. С умыслом, конечно, паразит. Я - медленно открыла (краска немного слиплась, и это оказалось не так просто), а он продолжал в это время делать своё черное дело (вернее, золотое) у меня на попе.
Когда я открыла глаза - увидела восемь взглядов, направленных ТУДА.
Стоять абсолютно голой, с раздвинутыми ногами - на виду у восьми парней, буравящих взглядами твой половой орган - мамочки! Я не знала, куда девать глаза. Посмотреть вниз, как он это делает, было совершенно невозможно и я по-идиотски уставилась на календарь прямо перед собой.
А муж тем временем залез мне между ягодиц, провел кистью до самого низа, не добравшись на миллиметр ТУДА... Затем он перешел на другую сторону, присел на корточки, и... Я поняла, что - СЕЙЧАС!
Мне было очень жутко и весело тогда. Возбуждение было очень большим, и всё уже было почти «трын трава».
...Сразу скажу: того, чего я так боялась (и так хотела) - публичного оргазма - в тот момент не произошло.
Но всё равно я была очень близка к оргазму тогда. Когда он коснулся кистью ТАМ, я чуть не задохнулась и выгнулась совсем уж неприлично, с ужасом соображая, что всё это заметно и Вадиковы друзья сейчас смотрят на эдакую похотливую кошку. А он – долго и тщательно красил там каждую складочку.
По ощущениям это было очень похоже на кунилингус, только - публично, а потому – стыднее и острее. Я не знала, что лучше – закрыть глаза или не закрывать, - и всё-таки закрыла, выгибаясь под его кистью и тихонько подвывая. Он «вылизывал» меня кистью, подобравшись к самой дырочке, а у меня перед глазами плыли золотые радуги...
Этот момент я запомню на всю жизнь. Руки затекли, ноги ватные, лицо деревянное от стыда и всего вместе голая, разноцветная, ноги раздвинуты, вся красота наружу... Да, это была картинка. Эротический спазм буравил меня после этого весь вечер: мне казалось - ещё немного, и я взорвусь от возбуждения.
Потом я поняла, что он меня красил ТАМ так долго ещё и потому, что я потекла, и меня нужно было замазать меня толстым слоем краски.
Разговор давно уже притих: все, видно, понимали, видно, что со мной делается, и всем было неловко. Наконец муж окончил меня мучать и отошел поменять кисть.
Я продолжала плыть в невесомости. Руки и ноги затекли, уши заложило – да, это был момент!
После этого Вадик покрасил мне руки и ноги в сине-зеленый цвет – мой любимый цвет морской волны, тот самый, которым он нарисовал на мне купальник и трусики в ту историческую прогулку по Ялте... Красить пальцы на ногах было очень щекотно, но он сказал мне не двигаться, а стоять, раздвинув ноги – иначе пропадет вся работа.
Окончив меня красить, Вадик сказал мне пообсохнуть, и я осталась стоять в той же дикой позе - с расставленными ногами, поднятыми руками, деревянным лицом и с туманом в голове
Несколько человек встали и заговорили со мной - сочувственно и немного смущенно: не устала ли я, трудно ли так стоять неподвижно и т.д. При этом смотрели не на грудь и ниже, а в лицо - как обычно. Это меня чуть-чуть вернуло в чувство я поддержала разговор, думая о том, что я, голая и покрашенная, общаюсь с ребятами как ни в чем ни бывало. Странно.
Если интересно дальше - обязательно продолжу. Потом была ещё фотосессия...
...Почт Шкриптум: может быть, вы удивляетесь – почему столько страстей и переживаний вокруг обыкновенного голого тела. Но для меня это было большим испытанием.
С моим воспитанием, привычками – когда любая ню вызывала у мамы с папой ироническую улыбку, а чаще - едкую остроту... когда вопросы наготы, любви и т.д. были под негласным табу... вот так вот щеголять голяком при всех - совсем не просто.
Т.е. никаких запретов, дискриминации и т.п. у нас не было – семья у нас очень добрая и любящая - просто как-то само собой подразумевалось, что это – стыдное, об этом говорить не нужно.
Поэтому для меня было совершенно немыслимо провести абсолютно голой весь вечер в гостях. И тем не менее скромница Ксеня это сделала!
(Хоть бы этот материал не попался на глаза сыну, когда он вырастет и станет сетевым волком...)
Ну, так вот: я осталась сохнуть - с растопыренными ногами и "хенде хох" Вначале я стояла неподвижно, продолжая внутри плыть по волнам, а потом стала понемногу шевелить руками и ногами, проверяя, высохла ли краска.
Остался последний этап рисования «живой картины» – тонкая прорисовка, - а для этого нужно, чтобы всё подсохло. Все, что я описывала так долго и нудно, в реальности заняло минут 20. Мне тогда казалось, что прошла целая вечность. Вадик не стал рисовать сложную «картину»: всё-таки наш бодиарт был чем-то вроде шоу, и гости бы устали долго смотреть. Да и я - неизвестно ещё, во что бы превратилась за такое время...
(а сложная картина занимает несколько часов...)
...Кто-то потрогал мне спину – «высохла или нет?»; Вадик шутливо прикрикнул, ткнул нахалу кистью в физиономию. Обстановка разрядилась, все снова стали валять дурака, Вадик принялся гоняться за ребятами и разрисовывать им лица. Не художественно, а как попало. Я, несмотря на свою позу, тоже стала приходить в себя, хоть внизу и ныло от всего пережитого.
Со мной все время заговаривали мои новые знакомые – сочувственно, даже ласково. Народ явно стремился пообщаться со мной – привлекала, видно, волнующая экзотика ситуации смешанная с какой-то необычной теплотой ко мне. Неужели всему виной моя нагота?
Видно, когда среди вас стоит обнаженная жена вашего коллеги – хочется её охранять, беззащитную такую, от супостатов и ваще. Плюс к тому – вид у меня был, видно, замученный и меня, разноцветную жертву искусства и эротики, старались расслабить и ободрить.
Разноцветная жертва старалась отвечать как можно приветливей и естественней.
Больше всего она боялась вопроса «как ощущения?» И вопрос, конечно, прозвучал, но в дипломатичной форме: «интересно, что чувствуют девушки, когда их разрисовывают?» Задал его тот самый парень, который собирался целовать меня куда попало. Я только принялась краснеть, как другой парень, по имени Богдан (очень дружелюбный и приятный), ответил ему вместо меня: «то же самое, что и мужики. Вот мы сейчас тебя покрасим, и ты расскажешь нам, что ты чувствуешь». Выручил, в общем я только смущенно улыбалась.
Вадик опять вышел, и я осталась среди гостей. Краска уже почти подсохла, и я подошла – конечно же! - к зеркалу. Там я увидела вместо себя большое лоскутное одеяло разноцветное и совершенно меня преобразившее. Но сочетания цветов – красного, золотого и морской волны – смотрелись очень красочно. Было очень интересно, что из этого получится.
Зрелище собственных обнаженных грудей (золотых) и бедер (разноцветных) в зеркале, на фоне одетых молодых людей - опять заставило сердце колотиться. Ребята ходили за мной, общение не прерывалось на секунду. Я ходила, разговаривала и смеялась, чувствуя себя совершенно уникально: голая, пёстрая, разноцветная - среди обычной тусовки и обычных людей. Странно было даже смотреть на своё тело и видеть голубые руки, золотые обнаженные груди и живот, чувствовать краску на коже, отсутствие одежды на бёдрах...
Я среди обычных людей была словно инопланетянкой. Это я пытаюсь как-то описать чувство, которое тогда меня переполняло - не знаю, насколько удачно... Эротическое возбуждение не утихало, но кроме него было и другое: сознание, что я нахожусь на самой обычной вечеринке, и нарушаю запрет, причем двойной: ведь в обществе не принято ходить голой и не принято красить себя с ног до головы. И этого хулиганства никто как бы и не замечал: все вели себя, будто так и надо. Все вели со мной себя так, будто я одетая и чистенькая. Вот эта двойственность мне совершенно сносила крышу.
Я втянулась в эту захватывающую игру. Затеяла даже шутливый флирт, - вернее, поддержала его со стороны ребят, - и чувство сладкой опасности всё нарастало.
Вадик вернулся, как раз когда я схватила рукой Богдана за нос, оставив там синий след. Муж принялся очень прикольно меня распекать (дескать, какие непослушные картины пошли...), взял кисть и замазал мне синей краской подушечки пальцев. Я сделала ему «отпечатки пальцев» на щеке, а затем предложила ребятам подшить его в папку с документами и сдать в милицию - вместо протокола моего преступления Вадика тут же стали «подшивать» шарфом к шкафу, но он вырвался и проложил дорогу к своей картине.
Я была ощупана на предмет высыхания, одобрена и опять поставлена в позу манекена. Вадик стал чертить по краям закрашенных участков черные контуры и подгонять под них фон (это было очень щекотно). Для этой цели мне опять раздвинули ноги, и Вадик снова подобрался своей деятельной кистью к самой запретной зоне. Возбуждение вновь проснулось с новой силой, и я дёрнулась, смазав Вадику штрих. Он пригрозил привязать меня к шкафу, и поручил ребятам отвлекать меня. Сёма (живчик, который грозился при знакомстве «целовать меня везде») принялся корчить мне рожи, другой парень – Валера – утробно завыл, изображая Киркорова, остальные стали водить вокруг нас хоровод, взявшись за руки. В общем, скучно не было. Вадик не выдержал и ржал, как конь, да и я немного отвлеклась от эротической волны – уж очень прикольно Богдан выглядел с перемазанной физиономией и в платочке, который он повязал «под Алёнушку». Он стал уверять Вадика, что именно он – его жена, Богдана Петрівна, а вовсе не я. Вопил «поцалуй мене, чоловіче!».
Под это дело Вадик, еле сдерживаясь от смеха и ругая всех нас, покрывал меня узорами. Моя нога и бок превращались в чудо искусства, и я ждала-не дождалась, когда он закончит и можно будет посмотреть в зеркало. Узоры были скупыми, но очень пластичными и чувственными – как ветки дерева, или скорее - побеги плюща.
Вот, наконец, наступил исторический момент: Вадик начертил на моей физиономии последний узор, затем «подписался» - изобразил у меня на бедре свои инициалы, и – готово! Народ бурно зааплодировал, все стали нести всякую поздравительную чушь, и меня повели к зеркалу.
О, я себе очень понравилась! Я была как статуэтка или кукла, покрытая узорами, подчеркивающими изгибы тела. Я смотрела на своё тело, как на что-то чужое, как на прекрасную вещь. На всей мне не было ни одного незакрашенного участка, кроме глаз и волос.
Ощущение, знакомое, наверное, только моделям бодиарта: что ты – уже не совсем ты, а игрушка, вещь, что твоя душа переселилась в куклу, - придало мне озорства. Я словно перевоплотилась в эротическую карнавальную куклу: стала исполнять какой-то кукольный танец, отвешивала зрителям поклоны... и добилась того, что зрители напросились со мной фотографироваться. Я не знала, как Вадик отнесется к тому, что его коллеги будут иметь у себя фото его обнаженной жены, - но он поддержал идею и достал СВОЙ фотоаппарат, пообещав лично распечатать фотки. Все поняли и никто меня не снимал на свои аппараты.
Я почти не стеснялась, а только чувствовала эйфорию от собственной «инопланетности». Нагота и разноцветное тело уничтожили мой вес, и я порхала по комнате, как мотылек. Краска стягивала кожу, но это только увеличивало чувство наготы, легкости и свободы. Буравчик возбуждения не утихал. Я совсем высохла и смело обнимала перед фотиком Вадика, а затем (с его молчаливого разрешения) и ребят.
Потом пришла идея устроить «модельную» фотосессию. Для этой цели взяли с кровати матрац, застелили его белой простыней, а на стену повесили другую простыню, зацепив её после долгих усилий за карниз под потолком. Я резво «помогала», путаясь под ногами, и запачкала вспотевшими руками угол простыни. После этого Вадик нежно оттащил меня за волосы. У именинника оказался фотопрожектор, его тоже долго укрепляли, - а я стояла в стороне, чувствуя себя центром внимания и героем дня.
Затем меня пригласили «на подиум».
Я все-таки немножечко стеснялась, - и это потом было видно на фотках. Я никогда не позировала раньше для таких дел, но - в процессе понемногу входила во вкус. Мысль, что я впервые в жизни публично фотографируюсь обнаженной, сильно волновала и возбуждала меня. Головокружение усилилось, когда мне принесли большое зеркало, чтобы я видела себя и принимала чувственные позы. Я почувствовала, что без сексуальной разрядки вряд ли выдержу этот вечер.
Меня по всякому снимали тогда – и стоя, и на коленях, и лежа...
А потом я поймала себя на том, что на глазах у всех норовлю потрогать себя ТАМ. Не в силах справиться с возбуждением, я умоляюще посмотрела на Вадика. Он тут же изъявил горячее желание жрать, и народ стал перемещаться в другую комнату – к столу. А я – бочком-бочком – к ванной.
Там меня поймал отошедший от компании Вадик.
- А что это ты собралась делать?
Я ничего не сказала, а только посмотрела на него... И он всё понял и сказал:
- Подожди... я не хочу, чтобы испортился рисунок. Сейчас мы всё уладим.
Я видела, что он тоже очень возбужден. Дикая мысль заняться сексом в ванной, в гостях, да ещё в раскрашенном виде ужаснула меня... но Вадик вышел, и через секунду вернулся... с банками краски:
- Заодно и рисунок обновим.
Я вначале недоуменно смотрела на него... но муж сказал мне «раздвинь ножки», - и тут я всё поняла.
Он обмакнул по очереди две мягкие кисти в золотую краску, и коснулся одной из них моего соска, а другой – между ног.
Его кисти работали быстро и активно. Я покачивалась, выгибалась и стонала. Он только шептал мне «тише, тише», но скорее всего, меня было очень хорошо слышно – судя по загадочным улыбкам, с которыми на меня глядели, когда я вернулась к гостям.
Всё закончилось очень быстро и очень бурно. Я едва удержалась на ногах...
Затем я помогла мужу снять возбуждение, оставив на его «дружке» голубой след. Вадик подкрасил мне губы, руки и под мышками, велел постоять и пообсохнуть, и мы некоторое время молчали...
Потом он спросил:
- Ну, как тебе это вечер?
Я принялась его ругать - страстно и влюбленно. Он только довольно улыбался. Потом, уже возвращаясь домой, мы с ним поговорили подробно о наших эротических фантазиях, об эксгиби, строили всякие сногсшибательные планы с моим обнажением. Вадик – наблюдатель, ему самому обнажаться не хочется, но при этом его страшно заводит, когда я обнажаюсь на людях, смущаюсь и т.п. Мы вспомнили, как после моего первого стыдливого топлесса на пляже он буквально ел меня всю ночь... (в хорошем смысле).
Когда я обсохла, мы вышли из ванной и появились среди гостей, сопровождаемые улыбками и подмигиваниями. Вадик сразу взял инициативу в свои руки - отвел разговор в безопасное русло, - и мы уселись за стол.
О, это непередаваемое ощущение – сидеть обнаженной, раскрашенной, да ещё и после сильнейшего оргазма – за столом в гостях, среди одетых мужиков... держать голубыми руками приборы, смотреть на свою золотую грудь, чувствовать, как краска стягивает щеки, чувствовать голой попой холодок табуретки...
Я, хоть и получила сильную разрядку, снова ощутила внизу буравчик возбуждения. Мы кушали, шутили и общались, как ни в чем не бывало. Я даже почти ничего не перепачкала.
Остаток вечера прошел, как в полусне – эйфория наготы и «инопланетности» снова завладела мной, я не чувствовала веса...
Это продолжалось и всю дорогу домой. Я натянула все свои тряпки прямо на раскрашенное тело, и редкие пассажиры позднего метро любовались моей голубой физиономией и руками. Кстати, одеваться было очень тоскливо: словно прощаешься со сказкой...
Но чувство краски на теле, озорное чувство «инопланетности» всю дорогой окрыляли меня. Я вызывающе смотрела на людей, и если б не холод, м.б. и обнажила бы что-нибудь. (Вот какая я стала!). Это стимулировало нашу с мужем задушевную беседу. Мы поговорили о многом, что раньше стеснялись назвать своими именами.
Бодиарт, кстати, сам по себе – страшно эротичная штука. А публичный...
Интересно, испытывал кто-нибудь это тягучее и щемящее эротическое томление – когда твоё тело покрывается краской, сантиметр за сантиметр, ты становишься другого цвета, становишься игрушкой, вещью, произведением искусства... Под краской ты чувствуешь свою наготу острее – каждым миллиметром кожи. Не говоря о чисто физическом кайфе – когда влажная и холодная кисть, движимая рукой обожаемого мужа, касается твоих эрогенных зон...